Если, конечно, не считать полуголодные «лихие 90-е». Но тогда это было больше моральным унижением, чем физиологическим страданием. Как, впрочем, для миллионов людей и в настоящее время. Но об этом в следующий раз. Пока же пройдёмся по статье Михаила Делягина (в «Завтра», № 18) «Экономика Победы».

Заключив в августе 1939 г. т.н. «пакт Молотова – Риббентропа», Советский Союз сорвал планы Великобритании и Франции по натравливанию Гитлера на нашу страну.

Казалось бы, что могли дать нам каких-то полтора года мирной передышки? Во-первых, мы отодвинули границы. Во-вторых, форсировали индустриализацию: создание мощного угольно-металлургического комплекса на Урале и в Кузбассе, освоение «Второго Баку» (нефтедобывающий район между Волгой и Уралом), развитие железнодорожной сети, создание качественно новых отраслей, включая автомобиле- и авиастроение, производство подшипников. В-третьих, с 1940 г. к началу войны мобилизационные запасы и госрезервы выросли в 1,9 раза. В-четвёртых, в 1940 г. была создана система «Трудовых резервов», направленная на обучение до 1 млн. молодых рабочих в год. В пятых, после коллективизации начала действовать система колхозных рынков. С 1938 г. вплоть до самой войны жизненный уровень на селе уверенно повышался (разумеется, особенно в плодородных районах).

Последнее особенно важно, так как в 1940 г., даже по официальным данным, все средства были брошены на подготовку к войне: военные расходы составили 32,6% госбюджета.

С начала Второй мировой войны до начала Великой Отечественной численность Красной Армии выросла в 2,8 раза – до 5,4 млн. человек. (Это, выходит, «в-шестых»). Вот что означали те самые «пактовские» полтора года!

Но и это не всё. М. Делягин затрагивает последствия сталинских чисток 1937-1938 гг. Здесь он (и не он один) крайне противоречив. Трудно поверить, что Сталин перед войной намеревался «демократизировать общество», но против якобы выступила «партийная номенклатура», потребовавшая от Сталина «большого террора». Явно постсоветская лексика, заимствованная у западной политологии и конспирологии. Противоречивость же в том, что именно Сталина обвиняют в насаждении новой «партийной номенклатуры», а как раз не «демократизации общества». И т.н. умозрительные версии, которые ещё приводить и приводить в соответствие исторической действительности.

С точки зрения объективно-марксистского подхода, М. Делягин близок к истине тогда, когда он пишет о «дезорганизации планирования, не справившегося с резким ростом объёма и, главное, сложности экономики, переориентации ресурсов на военные нужды». То, что в «перестройку» вылилось в «рыночные механизмы» и буржуазную деградацию социализма, в сталинскую предвоенную эпоху вылилось в репрессии – с б ольшими потерями д ля социализма, но и с мобилизацией его возможностей перед лицом грядущих военных миллионных потерь. Недаром, М. Делягин вынужден признать, что «к началу войны эти проблемы (плановой управляемости – А.С.) удалось в целом решить».

Кто-то может возразить, что, мол, стоило ли так перестраховываться посредством репрессий, если на тот исторический момент (на рубеже 30-х – 40-х гг.) СССР производил примерно десятую часть продукции мира? Он занимал одно из первых мест в мире по добыче угля, выплавке чугуна и стали, производству электроэнергии, цемента, алюминия, второе место в мире по добыче нефти и валовой продукции машиностроения (и, отдельно, второе место по тракторостроению), был мировым лидером по производству синтетического каучука и добыче марганцевой руды и т.д. и т.п.

Не менее громадное «НО»: к 1941 г. Третий рейх объединил под своей властью почти всю континентальную Европу. Промышленная мощь только самой Германии и непосредственно оккупированных ею территорий превышала советскую в полтора раза, но это к началу войны.

По итогам 1941 г. гитлеровцы оккупировали территорию, на которой до войны проживало 40% населения Советского Союза, находилось 47% посевных площадей (и собиралось 38% зерна), производилось свыше 30% промышленной продукции (в том числе было 40% электроэнергии, 63% угля, 68% чугуна, 84% сахара). Объём промышленного производства СССР в ноябре 1941 г. составил лишь 57% от уровня 1940 г.

В результате, по итогам первого этапа войны, промышленное производство Германии превышало советское в 3-4 раза.

М. Делягин, молодец, не даёт читателям приуныть: «Реакция советской системы управления была быстрой и энергичной». Было эвакуировано 2,6 тыс. предприятий. Требования были жёстки: 15-20 дней отводилось на монтаж оборудования на новом месте, 3-4 месяца – на выход к довоенной мощности… Внимание! К концу 1942 г. был ликвидирован перевес гитлеровцев в количестве и качестве вооружения, а в Курской битве было достигнуто превосходство. Экономическая победа Советского Союза была достигнута созданием новых промышленных районов на востоке страны.

Оказалось, что советская экономика была на порядок эффективней фашистско-капиталистической, которая перешла (и то далеко не окончательно) на военные рельсы лишь к концу 1944 г. Советский Союз взял не столько количеством (за время войны мы выпустили почти вдвое больше продукции), сколько качеством, большей концентрацией ресурсов (на тысячу тонн стали наша промышленность выпускала впятеро больше вооружений, чем немецкая).

Критической была нехватка людских ресурсов: на оккупированных к осени 1942 г. территориях проживало 42% населения – около 80 млн. человек, из которых лишь 17 млн. ушли в армию или смогли эвакуироваться. Дефицит рабочих рук добровольно заместили женщины, подростки («дети войны»), старики, рабочий день длился до 10-14 часов, отпуска были отменены, выходные стали редкостью.

Экономическое положение людей было тяжёлым: карточная система обеспечивала лишь минимальные потребности в продовольствии. Горожане часто вынуждены были обменивать вещи на еду в деревне и у спекулянтов.

Предприятиям и учреждениям выделялись прилегающие к ним колхозные земли под огороды, которые кормили сотни тысяч семей.

Купить в магазинах ткани, одежду, обувь было почти невозможно, а по карточкам они распределялись через предприятия в крайне ограниченных объёмах.

Жилищная проблема обострилась невероятно, особенно для эвакуированных.

Сельское хозяйство было подорвано: мужчины ушли в армию, а трактора, автомобили и лошади были изъяты для нужд армии. В деревнях остались женщины, дети, старики и инвалиды, пахали на коровах или на себе, большинство работ выполнялось вручную.

Урожай колхозов и совхозов забирался государством практически полностью, зачастую не оставляли даже посевного материала: планы, как правило, завышались. Деревня выживала в основном за счёт подсобного хозяйства. Сбор зерновых упал с 95,5 млн. т в 1941 г. до 30 млн. т в 1942-1943 гг., поголовье крупного рогатого скота сократилось вдвое, а свиней – в 3,6 раза.

Параллельно с переносом промышленной базы на Восток, в районы, незатронутые войной, в них форсировалось развитие сельского хозяйства.

К началу 1945 г. в СССР по сравнению с наихудшим временем, началом 1943 г., поголовье крупного рогатого скота выросло на 15,8 млн., овец и коз – на 8,4 млн., свиней – на 2,8 млн. и лошадей – на 1,7 млн. голов. Рост поголовья происходил как в освобождённых, так и в тыловых районах.

За счёт добровольных пожертвований советских людей были построены более 2,5 тыс. боевых самолётов, несколько тысяч танков, артиллерийских орудий, более 70 подводных лодок и военных катеров.

По всей стране люди передавали на нужды фронта семейные ценности, тёплую одежду, перечисляли часть зарплаты, более 5,5 млн. человек регулярно сдавали кровь.

Напряжение всех сил привело к тому, что не только у фронтовиков, но и у большинства работавших в тылу людей из-за неимоверных физических и моральных перегрузок, а также недоедания и плохих условий жизни было подорвано здоровье. «Поэтому лозунг о героических подвигах именно всего советского народа вполне соответствует истине». Спасибо и на «вполне», Михаил Делягин!