08005РАССКАЗ

Когда говорят о фронтовиках, то всегда вспоминается село, где прошло моё детство. Это было в пятидесятых-шестидесятых послевоенных годах. Мы, пацанва, после школы и во время каникул всё время крутились около взрослых. Эти взрослые всегда были заняты делом. Их обычная работа нам была малоинтересна. Но когда делалось что-то необычное, то от нашей назойливости нельзя было избавиться.

Ещё интереснее было, когда работа заканчивалась. А это были или разгрузка парохода с товарами для села: мука, сахар, соль..., или окончание строительства самодельного моста через ерик, или ещё какого-нибудь дела. «Дельного дела», как говорила моя маленькая дочь.

Как правило, откуда-то появлялось несколько бутылок водки с сургучными пробками, нехитрая, по сельским меркам, закуска: балычок из осетрины, селёдка-залом, жирная вяленая вобла, какая-то зелень. Но ничего иноземного, только своё, советское. Ну и, конечно, уха из только что пойманной в нашей речке рыбы! Варилось это всё в ведре на костре, разложенном прямо у реки.

Сборная уха получалась наваристой. «Сборная» - это когда уха варится из разных пород рыб. А здесь были и сазан, и окунь, и сом, и тарашка, и краснопёрка, и лещ, и судак! Рыбы было много -чуть ли не полведра!

Крупные куски выкладывали на широкую плоскую обструганную доску, взятую с ближайшей стройки, - в селе строился новый клуб. Пока ели уху, эти куски стекали и остывали. Куски каждый выбирал по своему вкусу. И чуть присаливал, тоже по своему вкусу!.. Говорят, соль вредна! Но без соли и рыба - не рыба!.. Всего должно быть в меру! «В ассортименте», как любил приговаривать мой отец! Кто-кто, а он-то в рыбе разбирался!

На запах ухи подгребали и другие сельские мужики, народ, в основном, фронтовой!.. А тут ещё пол-литра, другая и... и пошёл разговор о войне, об армии, о колхозных делах: сенокосе и путине, о последнем постановлении партии по строительству коммунизма за 20 лет!

Нет, в городе такой ухи не отведать, да и такой закуски не найти! А где ты, на самом деле, даже в самом раскрасивом городе, с самой расгранитно-расчугунной набережной сварганишь уху прямо на берегу реки? Придётся специально собираться, тащиться за город! А когда мужиков много, а транспорту мало, то это целая канитель! А ещё шофёру пить нельзя! Получается - одним радость, а другим - мука! А здесь, после тяжёлой совместной работы на благо села, все в одном положении!

Ведь жёны знают, чем занимались их мужья в такие дни! Ну и чтобы благоверная всё же не вошла в ненужную степень, для гарантии отцы посылали своих сыновей, которые целый день вертелись около них, ещё раз предупредить своих жён, сбить накал:

- Сынок, скажи матери, что я сегодня задержусь после работы. Меня к ужину не ждите. Мы с ребятами посидим у костра, чаю попьём. Сегодня мы большое дело сделали для села. Теперь и муки, и соли, и сахару, и всего прочего на всю зиму хватит, до первого парохода. Так и передай матери, сынок! Ну, беги. На обратном ходе возьми с собой своего закадычного друга Мишку, вместе ухи похлебаете, а то у них без отца голодновато.

И всё заканчивалось мирно. Уже поздно вечером, отяжелевшие от трудной работы и, так сказать, «чая», отцы возвращались домой, ведомые своими отпрысками, чтобы отоспаться и завтра снова в бой.

И правда, война вроде бы закончилась, а для них, фронтовиков, она как бы продолжалась, только уже на мирном фронте. Они все вернулись из боёв израненными, искалеченными - восстанавливать разрушенное народное хозяйство своей родной страны. Никто из них не носил орденов, медалей. Они лежали в сундуках и пришпиливались к выходным пиджакам только на большие праздники, когда шли в сельский клуб на торжественное собрание.

К сожалению мальчишек, сидевших за спинами взрослых у костра, фронтовики, вспоминая за ухой прошедшую войну, мало говорили о боях, шпионах, танках, пулемётах, о фрицах, о Гитлере, а больше о госпиталях, ранениях, контузиях, вспоминали своих боевых товарищей. Произносили названия неизвестных нам городов, мест: Ржев, Ельня, Прохоровка, Чернушки ...

- Михаил Григорьевич! - просили мужики юркиного отца, моториста шестисильного рыбкооповского баркаса. - Расскажи, за что орден получил, про подвиг Александра Матросова, ведь вы рядом воевали!

- Этот орден Красной Звезды я получил после тяжёлых боёв, - вспоминал Михаил Григорьевич. - Наш 254-й стрелковый полк в начале 1943 года оттеснял фашиста от дорог - железнодорожных, автомобильных, которые связывали Москву с западными регионами. Немцы отчаянно дрались, строили многочисленные дзоты, из которых буквально косили пулемётными очередями наступающих. В одном из таких боёв у деревни Чернушки Псковской области совершил подвиг Александр Матросов, закрыв своим телом амбразуру дзота. Это решило исход боя в нашу пользу. Впоследствии, как известно, ему, рядовому, посмертно присвоили звание Героя Советского Союза.

- Я не был знаком с ним, - продолжал Михаил Григорьевич, - он служил в соседнем подразделении. Да и состав части тогда менялся, ибо потери были значительными. Но видел, как снимали его тело с амбразуры, в похоронах героя участвовал.

08006Говорили фронтовики и о занятных изделиях, увиденных ими в чужих странах.

- А что, мужики! И в нашем селе стало жить легче! Смотрите: в лодках уже не гребём вёслами - моторы; огород руками не поливам - опять же моторы, и ветряков почти не осталось; до города — на «Ракете» - час делов! Бабы руками тоже меньше доить стали - опять же машинное доение! - говорил мой дядька-танкист, а теперь - колхозный рыбак-моторист, мастер на все руки и большой специалист-самородок по ДВС (двигателям внутреннего сгорания). У него даже циркулярка (дисковая пила) работает от ДВС.

- Всё верно, Пётр Максимыч! Что ни говори, а город стал нам ближе!

- Давайте выпьем за человека, который додумался поставить лодку, то есть судно, на подводные крылья. Смотри, лодка висит над водой, корпусом воды почти совсем не касается! Поэтому и скорость приличная - почти до ста километров в час! И ни пыли тебе, ни запаху! Одни только брызги за кормой! - поддерживал моего дядю сосед-фронтовик.

- А всё же очень долгий путь проходят изобретения до реального внедрения! Почти век, а то и два! Изобретатель за всю свою жизнь так и не увидит своё детище в практическом действии! И это так не только в технике! Возьмите литературу! Ведь современники не оценили по достоинству ни Пушкина, ни Лермонтова, ни Гоголя, ни Достоевского! Потребовалось полтора-два века, чтобы по-настоящему оценить их бессмертные творения! - ввертывал в общий разговор учёную мысль об искусстве директор местной школы, тоже фронтовик с ранением, как-то случайно оказавшийся около костра.

- Да! Пушкин был человек! – говорил, как приглашение к тосту, мой отец - военный шофёр, воевавший и в Монголии на Халхин-Голе, закончивший уже в зрелом возрасте восьмилетнюю вечернюю школу.

Им, фронтовым людям, участвовавшим во всех передрягах страны, не удалось получить нормального, систематического образования. Но их, исколесивших пол-Европы по фронтовым дорогам, партия ставила на ответственные посты по восстановлению народного хозяйства страны, разрушенного войной. Недостаток знаний компенсировался жизненным опытом, умением работать с людьми, чему ни в каких институтах не научиться!

Редко им удавалось вот так собраться за ухой и вспомнить былое, помечтать о будущем:

- А что, Савелич! – бывало, скажет мой дед-кавалерист, захвативший обе войны, — гражданскую и с Гитлером. - Сейчас вон появились транзисторные радиоприёмники. Удобно! Взял его на лодку, включил: сам работу делаешь, а он тебе все последние известия сообщает... Только батарейки быстро кончаются! В сельпе их нет. Приходится в городе заказывать! А так, удобно! Вот плохо, что телефон в селе, в сельсовете, только один. Вот придумали бы телефон без проводов! На фронте ведь были уже рации! А сейчас, говорят, дорогое удовольствие!

Не дожили деды, фронтовой народ до нашего времени, когда сотовый телефон у каждого школьника, почти в каждой квартире компьютер. И интернет уже не роскошь!

К костру подходит дядя Ваня. Он только что вылез из моторного отделения колхозного баркаса. В одних сатиновых чёрных трусах. На его груди выколот огромный, синий орёл с широко развёрнутыми крыльями. В когтях хищной птицы девушка. Наколка выполнена качественно, выделены самые мелкие детали. На дяде Ване ни одной лишней жиринки, под тонкой кожей виден каждый мускул, путаными верёвками выделяются кровеносные сосуды. Когда дядя Ваня двигается или просто размахивает руками, наколка оживает: орёл взмахивает крыльями, и пленённая девушка пытается освободиться из цепких когтей птицы.

- Это мне в плену, в концлагере выкололи. Один пленный художник. Работали в каменоломнях у немцев. Потом бежал. Не поймали,- говорит дядя Ваня и вспоминает названия немецких поселений, через которые его протащила война.

У костра, на уху собрался фронтовой народ. Судьба каждого их них сложилась по-разному и во время войны и после неё. Но одно их всех объединяло: они были живыми участниками и свидетелями начала Великой Отечественной войны и Дня Великой Победы.