Исполнилось 250 лет как родился Наполеон, полководец и политик, генерал и император, человек, который в корне изменил лицо патриархальной Европы и окончательно похоронил в ней феодальные отношения.
Под звуки барабанов и орудийных залпов от Лиссабона до Москвы вместе с наполеоновской армией железной поступью наступал новый XIX век. Это был век поднимающихся промышленности и торговли, век банков и спекулянтов, век колониальных захватов и невиданной эксплуатации народных масс, век золотого божества. Пришло время победоносного капитализма.
Утром, 31 марта 1814 года, под звуки военных маршей союзная армия входила в Париж. Почти изумленные французы с любопытством созерцали этих экзотических сынов Дона и Калмыкии, зеленые мундиры русской и темную форму прусской гвардий, огромную разноцветную свиту (тысяча всадников) российского императора, прусского короля и австрийского главнокомандующего. Первоначально, при входе в Париж, на все это смотрели труженики предместий усталым, недобрым, а в целом равнодушным взглядом. Но чем ближе к центру города любопытная публика становилась все более зажиточной и нарядной, а эмоции все более радостными. Летели цветы и комплименты, еще немного - полетели бы и чепчики. Доходило до того, что парижане в восторге и вполне искренне кричали императору Александру: «Правьте нами!». И со стороны, смотря на этот удивительный «праздник», можно было бы подумать, что в Париж входила не коалиционная оккупационная армия, а победоносная французская. Наполеоновская Франция доживала свои последние часы, и, похоже, кроме самого императора Наполеона, никто сильно этому не печалился.
Такого вхождения союзных войск в Париж совершенно невозможно было даже представить лет двадцать назад, когда под звуки «Марсельезы» французские волонтеры, дурно одетые, плохо вооруженные и обученные, шли на защиту своей молодой Республики. А если все же враг смог бы ворваться в город, то там его наверняка ждали баррикады. Таких событий не могло бы случиться и пятнадцать, и десять лет назад. Так что же произошло за это время? Почему гордая французская нация безропотно, а где-то и с восторгом покорилась своим врагам? Почему население столицы не захотело воевать за своего великого императора на улицах Парижа, тогда как эти же французы в дни Республики готовы были залить парижские улицы своей и вражеской кровью, но не сдаться армиям иностранных монархов?
Постараемся, опираясь на известные нам исторические факты, ответить на этот вопрос.
На чем основывалась империя Наполеона? С нашей точки зрения, на двух главных столпах. Во-первых - это армия, и во-вторых- это собственники, или, как более удачно называют этих собственников во французской историографии, – нотабли.
Начнем с последних. Что же представляет собою нотабль в эпоху Империи? Это домовладелец (нередко — бывший дворянин), рантье, крупный коммерсант, юрист, чаще — нотариус или адвокат, доходы от недвижимого имущества которого, как правило, превышают 5 тысяч франков (около 4 млн. руб. в пересчете на сегодня). Старая, еще дореволюционная, жившая земельной арендой буржуазия воспользовалась распродажей национального имущества с большой выгодой для себя. А крупная торговая буржуазия, традиционно специализировавшаяся на трехсторонней торговле, умело приспосабливалась к изменившимся условиям. Новые нотабли рекрутируются из среды бывших управленцев и политиков, но прежде всего — из торговцев национальным имуществом, колониальными товарами, ассигнатами и нажившихся на армейских поставках спекулянтах. Причем рантье более других нотаблей заинтересован в сохранении и упрочении существующего порядка. Это прекрасно понимает Наполеон, который ежедневно требует сведений о курсе пятипроцентной ренты и, в целях оздоровления сотрясаемого ажиотажем финансового рынка, регулирует деятельность маклеров и биржи. Однако, несмотря на возобновление платежей наличными, эффективность усилий консула, а затем и императора в целом невелика, сказываются непрерывные войны и банкротства объединенных в гильдии коммерсантов. Подозрительность рантье развеивается лишь после победы при Фридланде (14 июня 1807 года), и если 8 февраля 1800 года курс пятипроцентной ренты составлял всего 17,37 франка, то 27 августа 1807 года он достиг 93 франков, а на три ближайших года стабилизировался у отметки 84 франка. Проще говоря, для нотаблей империи, этих новоявленных собственников, нужны стабильность и гарантии. И до определенного времени Наполеон все это обеспечивает. Больше того, император своими завоеваниями открывает французской промышленной и торговой буржуазии новые рынки сбыта в Европе. Правда, континентальная блокада ограничивает торговлю и лишает европейских жителей многочисленных колониальных товаров, но для французских предпринимателей нет худа без добра, можно потерпеть без кофе и сахара, зато в разы больше продать сукна и шелка.
Итак, пока дела идут хорошо, Наполеон победно воюет в далекой Польше и Восточной Пруссии, французские нотабли - яростные патриоты. Еще бы, после триумфального Тильзитского мирного договора в 1807 году курс французского франка взлетает на невиданную высоту. Но по законам капитализма после подъема всегда наступает движение вниз. В 1810 году наступает экономическая депрессия - оказалось, что спекуляция национальным имуществом имеет пределы. Вслед за финансами и торговлей приходит кризис, который поражает промышленность. А в 1811 году он затрагивает и сельское хозяйство. Дорогостоящие войны империи, экономический кризис 1810-1811 годов, постоянно падающая стоимость ренты - все это те факторы, которые подрывают веру нотаблей в звезду Наполеона. А затем гибель Великой армии в России, потеря Германии, Италии, Голландии - все это катастрофически сказывается на финансовом положении французской буржуазии.
Чашу терпения переполнил Сенатус-консульт от 3 апреля 1813 года, в котором предписывалось нотаблям выставить 100 тысяч вооруженных и экипированных за свой счет молодых людей из благородных и состоятельных семейств империи. И когда в 1814 году союзные армии вторгаются во Францию, буржуазия, которая являлась для той эпохи главной движущей силой, думает только о сохранении своих нажитых богатств. Да и сам Наполеон к этому времени настолько обуржуазился, что, по воспоминаниям Стендаля, заявлял: «Лучше еще несколько поражений, чем власть народа». А ведь только народ и мог его спасти. И не потому, что так уж сильно его любил, а потому, что для каждого народа, как для испанского, русского, так и для французского, солдаты вражеских армий на родной земле просто ненавистны и нетерпимы. Наполеон не захотел вооружить свой народ, не захотел поднять революционное знамя 1793 года, а следовательно, он был обречен. Фактически его предали те, кто в 1799 году привел к власти. Наполеон сделал свое дело, Франция уже не могла возвратиться во времена бесконтрольной власти аристократии, а под каким знаменем - трехцветным или белым - считать свои барыши буржуазии было безразлично.
Но у французского императора была и другая мощнейшая опора, его любимое детище - Великая армия. С этой армией он творил чудеса, с этой армией он был непобедим, с этой армией никакая аристократия или буржуазия были ему не страшны. Но что же произошло с этой легендарной армией? Постараемся разобраться и в этом вопросе.
Восхождение Наполеона началось в конце 1793 года под Тулоном, где он, будучи батальонным командиром, участвует в подавлении контрреволюционного мятежа и изгнании английских войск из города. Благодаря его стараниям в декабре 1793 года Тулон был взят республиканскими войсками и Бонапарту присваивается звание бригадного генерала. Безусловно, это был настоящий генерал революции. И хоть сам Наполеон являлся дворянином, но революции и Республике он был предан всем своим сердцем, и нет сомнений, что в то время, если бы потребовалось, он отдал бы за них и свою жизнь.
У Французской республики было много хороших генералов, это были настоящие самородки, которых выдвинула революция, и за этими генералами солдаты шли на смерть. Но равных Бонапарту не было. Это был исключительный случай. Неукротимая энергия вместе с выдающимся талантом творили чудеса на поле боя. Воздействие Бонапарта на солдат было необыкновенно, сейчас мы бы сказали, что его харизма подчиняла себе всех и все. Во время Аркольского сражения в Италии в 1796 году родилась легенда об этом человеке, которая сопровождала его всю оставшуюся жизнь, а после смерти эта наполеоновская легенда поднялась на такую высоту, что, скорее всего, уже никогда оттуда не спустится. Когда французские солдаты кричали «Да здравствует генерал Бонапарт!», в этом возгласе они также возглашали: «Да здравствует революция! Да здравствует республика! Да здравствует свобода! Смерть тиранам!». И в душе этих солдат не было ни малейшего сомнения, что их генерал служит тому же делу, что и они. Армия считала, если она идет походом в Италию, значит, здесь она освобождает итальянский народ от ненавистных ему аристократов и попов. Если армия отправляется в Египет, то там надо освободить феллахов от их угнетателей, то есть от мамелюков и местных беев, а заодно просветить местное население идеями равенства и братства. Наконец, если армия собирается переправиться через Ла-Манш и вторгнуться в Англию, то это необходимо сделать ради Республики, которую ненавистные британцы вот уже как десять лет пытаются уничтожить. И армия готова была громить любого противника, который боролся с Республикой и выступал против её идеалов. Ведь именно Республика дала французскому народу свободу, права, землю, и никто не может на нее безнаказанно посягать. С таким душевным настроем и с такой самоотверженностью армия Французской республики была непобедима. В 1805 году главные силы Франции стояли на Ла-Манше, и именно с этого времени эти полки, дивизии, корпуса стали именоваться Grande Аrmée – Великая армия.
Но с принятием в мае 1804 года Наполеоном императорского титула, казалось, Республика была уничтожена, идеалы революции рухнули. За что воевать и отдавать свою жизнь? Не все так просто. Дело в том, что французский Сенат предложил первому консулу Бонапарту принять титул императора для управления Французской Республикой, при этом «равенство, свобода и права народа остаются неприкосновенными». То есть Наполеон сменил титул пожизненного консула на наследственный титул императора, а остальное как бы остается неизменным. Республика не превращалась в империю. Наполеон стал не императором Франции, а императором французов. Потом все, конечно, изменится, но это будет потом. А пока солдаты Великий армии, которые одерживали свои самые блистательные победы в 1805 и в 1806 годах, продолжали воевать не столько за императора, сколько за Республику.
Но буквально в течение тройки лет, постепенно, без лишнего шума Французская республика превратилась во Французской империю. Революционный календарь, который вел свое летоисчисление со дня провозглашения Республики (22 сентября 1792 года), в 1806 году был упразднен, а вот новое дворянство - принцы, герцоги, графы и бароны, – наоборот, начали появляться все в большем количестве. Блеск французского двора затмил все дворы Европы, а роскошная коронация Наполеона в соборе Нотр-Дам стала, пожалуй, главным событием для парижан на целое десятилетие, то есть до входа в Париж союзной армии. Как отмечал один французский историк: «Если бы не окончательное упразднение феодализма, замена местных обычаев общегосударственными законами и установление однообразной чиновничьей иерархии, то можно было бы подумать, что Франция около 1810 года отступила вспять на целый век».
Оставили ли эти изменения негативный след в армии. Безусловно. Уже в сражении при Ваграме (5 июля 1809 года), наблюдая за битвой, Наполеон с горечью говорил: «Это уже не солдаты Аустерлица». А с Аустерлица прошло то всего три с половиной года! Самосознание солдат менялось. Одно дело - воевать за Республику и ее идеалы, и совсем другое за империю, то есть за императора, личность которого и стала заменой всех прежних мотиваций идти на смерть. При этом император не хочет видеть постепенного внутреннего перерождения армии, он продолжает все дальше уходить от республиканских идеалов, стараясь слиться со старыми монархическими домами Европы.
По соображениям наследования власти Наполеон разводится с первой супругой Жозефиной и женится на дочери австрийского императора. Теперь он породнился с Гогенцоллернами, то есть с теми, кто в недавнем прошлом бросал свои армии на Французскую республику. Но здесь он, конечно, своим не стал, его просто терпели, потому что боялись, ведь у него была Великая армия. А для своих он становился все более чужим. «Ворчуны» из старой гвардии Наполеона косо поглядывали на молодую супругу своего «маленького капрала», говоря при этом, что с прежней женой императора они все время побеждали, а вот с новой… И дело не в том, что гренадеры были суеверны, просто новая императрица была им чужда, она была из другого, враждебного для них мира. И они оказались правы.
Наступил 1812 год. До этого времени военная история не знала таких сокрушительных поражений. Буквально за 5 месяцев Великая армия, которую Наполеон смог довести до Москвы, перестала существовать. Мы не будем углубляться в причины этого грандиозного поражения, но приведем суждение того же Стендаля, который участвовал в кампании 1812 года: «…фланговым движением двинуться и занять беззащитный Петербург, жители которого отнюдь не испытывали желания сжечь город. При такой ситуации заключение мира было бы обеспечено. Если бы французская армия обладала энергией, окрылявшей ее в 1794 году, был бы принят именно этот план; но одного только разговора о нем было бы достаточно, чтобы привести в содрогание наших разбогатевших маршалов и вылощенных бригадных генералов, вращавшихся в придворных сферах». Конечно, со Стендалем можно во многом не согласиться, но разницу между командирами революции и империи он знал и чувствовал прекрасно.
Я бы назвал еще один из факторов, погубивших Великую армию. Это стяжательство. Наполеоновская армия постоянно занималась грабежом в России, и сам главнокомандующий ничего не мог с этим поделать, хотя прекрасно понимал, что все это ведет к деморализации войск. Моральный облик солдат империи безнадежно уступал облику солдат Республики, жажда обогащения и славы победили идеалы свободы и равенства. Император Наполеон уже не мог справиться с той задачей, с которой вполне справлялся генерал Бонапарт.
После России Наполеону все больше требовалось «пушечное мясо», уже Франция была в опасности. Но если по зову Конвента в ряды республиканской армии вливались тысячи и тысячи добровольцев, то Наполеону даже силой не удавалось рекрутировать необходимое число призывников. Начинается организованное сопротивление рекрутским наборам. За империю, за императора воевать не хотят. Блестящий французский историк Жан Тюляр, автор наполеоновской энциклопедии, приводит в своей книге о Наполеоне следующее: «… на призывных пунктах можно было увидеть молодых людей, которые, дабы избежать призыва, вырывали себе все зубы или почти полностью сгноили их (зубы были нужны для заряжания ружья). Иные, прикладывали к руке или ноге нарывной пластырь, наносили себе раны… Другие наживали себе вздутые грыжи… Банды уклоняющихся от воинской повинности наводнили провинции, нагнетая атмосферу напряженности и страха». В одном из департаментов на 1600 новобранцев приходилось 1028 дезертиров. И если там, где был сам Наполеон, солдаты продолжали сражаться с невиданной отвагой, так как его магическая сила непосредственно продолжала воздействовать на войска, то в иных случаях все думали примерно так: «Быстрее бы все это закончилось». И все это закончилось победным вхождением русской армии в Париж.
У Наполеона был еще один шанс остаться у власти в 1815 году, во время так называемых Ста дней. Но и здесь он не воспользовался общественным порывом и захотел остаться спасителем буржуазной, а не пролетарской революции. Нотабли уже отвернулись от него, а армия, хоть и под трехцветным знаменем, никогда не будет больше драться с таким вдохновением и такой самоотверженностью, как это было в годы Великой революции. Генерал в прошлом оказался выше императора настоящего.
Современный Париж весь пронизан памятью о Наполеоне. Конечно, он самый популярный француз и вчера, и сегодня, и, безусловно, завтра. Но в столице Франции нет ни одного бульвара, улицы или площади, названной в честь Наполеона. При этом улица, названная в честь генерала Бонапарта, существует - малозначительный факт, а говорит о многом. Революции делаются историей и героями, революции порождают и саму историю, и своих героев. Но если эти герои отказываются от революции, то они объективно обречены историческим процессом. И пример императора Наполеона яркое этому подтверждение.